Кремень
Проспал он три дня и три ночи. На четвертый день, заслышав свист пронзительный, разбудила его мать. Выскочил он на порог, и подставил палице колено. Потом оглядел — согнулась палица: «Ковать еще надо»,- подумал он и понес ее обратно в кузницу. А затем позвал мать и говорит:
— Снился мне, матушка, сон, будто бы пришел ко мне старик седой и посоветовал, чтобы полезла ты под избу и подала мне кусок лепешки, тобою испеченной, тогда и силы мои утроятся. Что не сделают родители, только бы их дети сильней и красивей стали!
Поддел Кремень-молодец избу около завалинки, приподнял ее, а мать с лепешкой в руке под нее забралась и протягивает ее ему оттуда. А он тут стал полегоньку опускать избу на мать — все больше и больше. Терпела-терпела горемычная да вскрикнула наконец:
— Кремень, Кремень, что ты делаешь?
— Скажи мне, матушка, есть у меня братья да сестры? Застонала мать, заплакала:
— Да, мой дорогой, и братья, и сестра у тебя есть. Поведалаонаему, как ушли ониодинза другим да и не вернулись.
— Ну, раз так, замеси мне на твоих слезах лепешек в дорогу
дальнюю, пойду я по белу свету, авось на их след нападу.
Выбралась мать из-под избы, насыпала муки в квашню и замесила тесто, поливая его слезами горючими. Взял Кремень свежие лепешки да и пошел вдоль борозды, по следам своих братьев. Шел он, шел, обошел пропасть глубокую, палицей змея вырытую, да и дошел до сада прекрасного. Только хотел вступить туда, как услыхал голос девичий:
Парень милый, погоди, Нету ко дворцу пути, Не ходи в волшебный сад, Будешь сампотомне рад. Как увидит змей-дракон, Что ты лезешь на рожон, Горе горькое нас ждет — Он тебя тотчас убьет!
Остановился Кремень и, увидев девушку изможденную, бледную, заплаканную, пожалел ее и протянул кусок лепешки. Поднесла девушка лепешку ко рту.
— Откуда у тебя эта лепешка?
— Из дому. Мне мать ее дала.
— Не может быть, ведь этот хлеб испечен моей матушкой.
— Значит, ты моя сестра.
Рассказал ей Кремень-молодец, как послала мать двух сыновей, молодых да красивых, чтоб дочь отыскали и домой привели.
— И вот ушли они,- говорит ей молодец,- как в воду канули, ни слуху о них, ни духу. Знает матушка лишь день, когда они ушли, а когда домой вернутся — кто ведает?
— Это я вдоль борозды из дома пошла, а за мною следом и братья мои. Встретиться-то мы встретились, но домой нам змей вернуться не дал.
— Сестрица милая, давай убежим.
— Коли ты мне брат, то возвращайся скорее домой да о матушке позаботься, ибо нас навряд ли она увидит. Сколько раз ни пыталась я бежать, а едва три шага сделаю, как змей меня уж ловит, избивает и обратно возвращает.
— А как мне его распознать?
— При встрече с чужим он всегда спрашивает: «Что ж, будем бороться или бражничать?» На ответ «давай бороться» приказывает он мечу своему:
Меч мой,
Ножны покидай
И рази врага,
Сбивай!
Так и подкосил он обоих братьев моих да забросил в яму.
Ну, а если ответ будет иным да пожелает гость незваный «бражничать», ведет его змей во дворец, за стол усаживает и начинает потчевать — тремя волами жареными, вином да хлебом. И таков уж обычай его: как обглодает кость, так и огреет гостя по голове, чтобы разбить мосол и мозг из него высосать. А коли кто покрепче и выдержит такое обращение, то все одно ему конец придет, так как, покушав, змей вновь к мечу обращается:
Меч мой,
Ножны покидай
И рази врага,
Сбивай!
Только девушка рассказ свой закончила, как вдруг поднялась вдали страшная туча черная, загремели громы грозные, а из-за тучи ринулась на них палица змея. Схватил ее Кремень-молодец одною рукою, повертел над головой да и кинул обратно. Почернела, помутнела еще больше туча, и раздался гневный голос змея:
— Эх, недобрые гости ждут меня!
И прямо с горы вихрем скатился оборотень, пыль столбом вокруг себя вздымая, стукнулся оземь и обернулся змеем.
— Чего желаешь, добрый молодец, бороться или бражничать?
— Давай раньше поедим, за столом посидим, а потом и поборемся!
Вошли они во дворец, поставил змей на стол трех волов жареных, бочку вина и давай уплетать. Обглодал он кость, схватил ее да хлоп! молодца по голове. Но тут коса на камень нашла. Обгрыз и Кремень-молодец кость да как влепит змею прямо в лоб с такой силой, что у того искры из глаз посыпались. Пока змей очухался, Кремень выхватил у него саблю из ножен да об колено — вначале пополам, а затем на четыре, на восемь частей разломил и как стукнет их о скалу, разлетелись они в пух и прах. Очнулся змей, хватился, а сабли уж не стало. Видит, что дело плохо, не удалась его хитрость, вышел он во двор да и заорал что есть мочи:
— Выходи, молодец, поборемся на току медном.
Вышли они на медный ток, выкованный девяносто девятью змеями-горынычами за девяносто девять дней девяносто девятью молотами на стольких же наковальнях. Тут они схватились не на жизнь, а на смерть, ударили палицами — вдребезги палицы разлетелись. Схватились они тогда врукопашную, кто кого одолеет — по праву сильного. Скалы крошились, горы сквозь землю проваливались, от деревьев щепки летели, в небе молнии сверкали да громы гремели, так боролся змей проклятый с Кремнем-молодцем. Боролись они, боролись, пока выбились из сил, и повалились наземь от усталости великой. И так они разгорячились, что из пасти змея вырывалось пламя синее, а из уст Кремня-молодца — зеленое пламя. Лежат они так, еле дух переводят и вдруг видят высоко в синем небе сокола сизого. Как завидел его змей, закричал, что есть мочи:
Сокол, слетай
На речку Дунай,
В бочонке лучшем
Клювом могучим
Воду принеси,
Пламя погаси.
За непослушанье
Жди наказанья:
Жизни порешу,
Род твой сокрушу,
Соколов, синиц
И всех прочих птиц.
А сокол кружится над ними как ни в чем не бывало. Тогда Кремень-молодец попросил его ласково:
Эх, соколик мой.
Воды ключевой
Притащи скорей.
Да огонь залей,
Напои меня,
Прохлади меня,
Будут люди рады,
А тебе в награду
Дам я, по закону,
Падали дракона.
Ты слетай, мой свет,
Будет здесь обед
Соколам, синицам
И всем прочим птицам.
Ринулся сокол на землю, пошарил где пошарил и прилетел вскоре, неся в когтях кувшин воды студеной, родниковой. Утолил он жажду добра молодца, побрызгал его, освежил. Почувствовав силу новую, вскочил Кремень, поднатужился да как схватит змея лютого, да как стукнет о сыру землю — тут и конец пришел поганому.